| Наместники |
Николай Муравьёв.
Литография Василия Тимма.
1856 год.
Возможно, у кого-нибудь из профессиональных историков мое замечание в адрес российских императоров и вызовет снисходительную усмешку, но тем не менее не перестаю иногда удивляться некоторым их неординарным и нелогичным решениям и поступкам. Ну кто бы из сильных мира сего взял да и назначил на ответственнейшую военную и гражданскую должность в империи человека неблагонадежного во всех отношениях? Близкого родственника государственного преступника, одного из организаторов тайных обществ, человека, симпатизирующего опальным заговорщикам, недовольного порядками, царящими в армии и в самом государственном уложении... Военачальника, уволенного со службы и проведшего около одиннадцати лет в опале, генерала, за которым в правительственных кругах укрепилось прозвище генерал-якобинец. А вот русский царь взял да и назначил! Да еще какой царь! Сам Николай I! За которым уж никак не числилось никаких симпатий к либерально-демократическим преобразованиям ни в общественном, ни в чиновничье-военном укладе России. И назначил он в 1854 году на должность главнокомандующего Кавказским корпусом и главноуправляющего гражданской частью генерала от инфантерии Николая Муравьева.
Профессиональный военный, семнадцатилетним прапорщиком в 1811 году начавший воинскую службу, через год дрался уже с Наполеоном, участвовал в заграничных походах русской армии. Был родным братом декабриста Александра Муравьева и создателем преддекабристских кружков “Юношеское собратство” и “Священная артель”. На Кавказ, где и проходила его дальнейшая служба, прибыл вместе с легендарным Ермоловым в 1816 году. (Кстати, Николай Муравьев был секундантом Александра Якубовича на его дуэли с Александром Грибоедовым. На той самой, где Якубович, памятуя об увлечении писателя музыкой и не желая убивать его, специально отстрелил палец на руке автора “Горя от ума”.)
Служил и воевал Николай Николаевич Муравьев в высшей степени честно и добросовестно. А так как он справедливо имел репутацию одного из образованнейших генералов русской армии (свободно владел основными европейскими и рядом восточных языков), то широко использовался командованием для не всегда безопасных военных и дипломатических миссий в Хиву, Бухару, Египет, Турцию... (В Хиве, например, Муравьев чуть не был казнен.) Оставил после себя интереснейшие записки. Скажем, его “Путешествия в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах” были изданы в Москве и переведены на французский, немецкий и английский языки. Воевал Муравьев и на Кавказе с горцами, и с Персией, и с Турцией. Отличился при взятии крепостей Карса и Ахалциха, получив ордена Святого Георгия 4-й и 3-й степеней. Там-то он и встречался с Пушкиным, о чем великий поэт упоминает в своем “Путешествии в Арзрум”.
Известен был генерал Муравьев и как талантливый военный мемуарист. В 1833 году он командовал русским экспедиционным отрядом, посланным за Босфор в помощь турецкому султану против египетского паши. За успешные действия был возведен Николаем I в звание генерал-адъютанта. А из-под пера генерала вышли уникальнейшие записки “Русские на Босфоре в 1833 году”. И позже - не менее интересные “Война за Кавказом в 1855 году” и другие.
Карьера генерала оборвалась в одночасье. Требовательный к себе и другим, скупой на награды, отличающийся прямым и решительным характером, Николай Муравьев не скрывал своего неприятия крепостного права, покровительствовал сосланным декабристам, критиковал порядки в армии, в системе гражданского управления.
Все это привело к тому, что он был в 1836 году просто уволен со службы тогдашним наместником Михаилом Воронцовым. Около одиннадцати лет, будучи в опале, Муравьев с семьей жил в своем родовом Скорняково Воронежской губернии. Занимаясь хозяйством, улучшал жизнь своих крепостных (“Ужасны страдания народа...” - есть такая запись в его дневниках того периода.) Многим из своих крестьян он еще тогда дал свободу.
В 1848 году Николай Муравьев снова возвращается на службу командиром гренадерского корпуса. Надо сказать, что принятию такого решения во многом способствовали дружба и переписка генерала с популярным в ту пору у всей просвещенной России святителем, архимандритом Сергиевой пустыни Игнатием Брянчаниновым. В своих письмах тот убеждал генерала не поддаваться сомнениям и не оставлять своего поприща, “не уступать его внутренним врагам России, готовым погубить Отечество”. Потом снова были схватки с горцами и даже поход в 1849 году в Венгрию...
Вот такого человека в конце 1854 года весьма неожиданно и назначил император Николай I верховным воинским и гражданским начальником в самой, как мы теперь говорим, горячей точке России - на Кавказе. О причинах своего назначения генерал-якобинец иллюзий не питал:
“Не милостью царской мне вверено управление Кавказом, - писал он, - а к тому Государь был побужден всеобщим разрушением, там водворившимся, от правления предместника моего”.
Став наместником, Николай Муравьев повел борьбу “против лени, усыпления и роскоши”, навел порядок в тыловом обеспечении, усилил боевую подготовку войск. В деле же гражданского управления как на одну из действенных мер новый наместник уповал на повышение роли духовного влияния на население. Начал даже благоустраивать Кавказскую епархию с центром в Ставрополе, ходатайствовал перед Синодом о назначении главой епархии уже известного нам Брянчанинова, зная о его высокой нравственности и организаторских способностях. Неизвестно, как бы это духовное влияние на население у Муравьева получилось на практике, так как известно письменное высказывание на ту же тему Алексея Петровича Ермолова: “...Много народа, никакими трудами не занимающегося и снискивающего средства существования едиными разбоями... Я уже не берусь действовать на сих, омраченных невежеством, силою Евангелия. Что проку метать бисер перед свиньями”, но тут началась Крымская война. России стало не до горцев, нужно было отбиваться от объединенных союзнических англо-франко-турецких войск. Николай Муравьев решил нанести удар противнику на одном из главных стратегических направлений. Так военная судьба снова, как и двадцать лет назад, свела его с турецкой крепостью Карсом, где турецким гарнизоном командовали английские генералы. Сначала Карс намеревались взять путем осады. Но падение Севастополя и высадка в Сухуми 45-тысячного турецкого корпуса, идущего на помощь Карсу, вынудили изменить планы. Русские решились на штурм, который был отбит. Но все же Муравьев “дожал” гарнизон, сузив кольцо осады и подвергая крепость беспрестанным бомбардировкам. Карс пал, (потом его “выменяли” на Севастополь и другие крымские города), что на фоне неудач Крымской войны вызвало всеобщий восторг в российском обществе. Все тот же Брянчанинов писал Муравьеву:
“К величайшему утешению моему слышу и вижу, что все переполнены к Вам доверенности, а люди знающие в восторге от Ваших действий...”
Самому Николаю Муравьеву победа принесла орден Святого Георгия 2-й степени и как высшее признание полководческого таланта прибавление к фамилии. В историю он отныне войдет уже как Николай Муравьев-Карский.
Затем в 1856 году последовала (тоже неожиданная) новая, теперь уже окончательная, отставка. Не прошли даром и конфликты с Воронцовым , и то, что среди недоброжелателей Муравьева числилось еще одно приближенное ко дворцу лицо - начальник штаба отдельного Кавказского корпуса князь Барятинский, близкий друг нового императора Александра II. Барятинский-то и сменит Муравьева-Карского на посту кавказского наместника.
Скончался генерал в 1866 году. Как сообщает одно советское историко-биографическое издание, “его могила и памятник на ней находятся в деревне Скорняково Воронежской области на территории Сушильного завода”.
Вот так вот! Не он, как говорится, первый... Могила героев Куликовской битвы иноков Пересвета и Осляби до недавнего времени тоже находилась на территории московского завода “Динамо”. Такая была тенденция...
Юрий ДОЙНИКОВ
